Самодержавие определение. Самодержавие

Понятие и признаки самодержавия в России

На протяжении длительного периода исторического развития нашей страны, политическое управления и вся полнота государственной власти сосредотачивалась в руках одного лица – царя, а в последствии императора. Республиканская же форма правления является относительно новой формой организации государственного устройства, установление которой, с определенными особенностями произошло с установлением советской власти, и впоследствии было сохранено в Российской Федерации.

При этом в исторической науке отмечается, что царское и императорское правление в нашей стране по своим признакам и особенностям значительно отличается от классических монархических форм правления, характер для соответствующего периода развития европейских государств. В этой связи, для характеристики рассматриваемой формы правления, присущей для нашего государства на определенных этапах исторического развития используется специальный термин – «самодержавие». При этом в процессе характеристики понятии самодержавия в литературе подчеркивается, что соответствующая форма правления во многом способствовала традиционным идеалам русского народа, поскольку основным признаком самодержавия выступало то, что в руках царя сосредотачивалась вся полнота государственной власти, без каких-либо исключений, проявлений разделения властей, представительных органов, и т.д.

Определение 1

Самодержавие в России – исторически известная в России разновидность монархического управления, в рамках которой царю (императору) принадлежали верховные законодательные, управленческие и судебные полномочия.

Продолжая характеристику упомянутого выше признака сосредоточения верховной власти, и общего принятия соответствующего положения со стороны русского народа, следует подчеркнуть, что историками подобная ситуация во многом объясняется тем, что общественно-политическая жизни никогда не была в центре внимания русского народа. Для него скорее характерно формирование и поддержание нравственно-религиозных идеалов. В этой связи, понимание государства не иначе как «Святой Руси», привело людей к поиску единоличного носителя власти, который притом должен был быть напрямую подчинен божьей воле. Под характеристику такового в наибольшей степени подходил монарх-самодержец.

Иными словами, анализ характерных для периода установления самодержавия социально-нравственных начал приводит историков к вывод о том, что русский народ нуждался не просто в соответствии, но даже в подчинении политических отношений нравственным, а единственным возможным путем достижения подобного состояния общественных отношения представлялось наделение верховной властью единственного человека, который был способен «разрешать дела по совести»

Причины становления самодержавия на Руси

Поскольку государственность в целом, и форма правления в частности являются сложными компонентами социальной действительности, очевидно, что причины любых, а тем более коренных преобразований в соответствующей сфере отличаются множественностью и многоаспектностью.

Так, прежде всего, как было отмечено выше, одной из причин установления самодержавной формы правления в нашей стране выступили морально-этические и религиозные представления русского народа, в соответствии с которыми, оптимальное государственное устройство виделось именно наделение ключевыми полномочиями в государстве единоличного правителя, власти которого придавался практически сакральный смысл.

Замечание 1

В числе одной из объективных причин формирования самодержавия принято называть длительный этап монголо-татарского ига, безусловно отразившийся на процессе формирования российской государственности и русского народа. В частности, это выразилось в том, что на протяжении более двухсот лет русские князья «проникались духом» имперских традиций, беспрекословной покорности поданных и безграничной власти татаро-монгольских правителей.

Кроме того, и сам народ под гнетом монголо-татар полностью приспособился к беспрекословному повиновению правителей.

Установление самодержавной власти Ивана III

Само понятие «самодержец» применительно к верховным правителям в нашей стране было применено в период властвования московского князя Ивана III. Определенная «легитимность» соответствующего процесса (в той степени, в которой она возможно применительно к самодержавной власти) связывается с тем, что в соответствующий период:

Произошло окончательное завершение формирования Русского государства, территория которого была увеличена более чем вдвое, за счет присоединения Ярославского, Ростовского, Тверского княжеств, Вятской земли, а в результате войны с Литовским княжеством и осуществления Сибирских походов – также «Северная земля» и Западная Сибирь.
Было окончательно свергнуто монголо-татарское иго, под гнетом которого наша страна находилась более двух веков;
Иван III вступил в брачный союз с племянницей последнего византийского императора Константина XI;
и т.д.

Замечание 2

При этом необходимо подчеркнуть, что на первоначальных этапах, понятие «самодержец» имело значение несколько отличное от придаваемого ему впоследствии, поскольку рассматриваемый термин использовался исключительно для того чтобы подчеркнуть внешний суверенитет царя, то есть его независимость от какой бы то ни было иной власти.

Таким образом, в конце XV в., в силу ряда объективных и субъективно-нравственных причин в нашей стране произошло окончательное установление новой самодержавной формы правления. При этом собственно самодержцем признавался верховный властитель, независимый от любого рода сторонней власти (в том числе, не платящий дани, что было важным замечанием в условиях недавнего падения монголо-татарского ига).

монархическая форма правления в России, при которой носителю верховной власти – царю, императору – принадлежали верховные права в законодательстве (утверждение законопроектов), в верховном управлении (назначение и увольнение высших чиновников, верховное руководство, верховное командование армией и флотом, заведование финансами), в высшем суде (утверждение приговоров, помилование).

Отличное определение

Неполное определение ↓

САМОДЕРЖАВИЕ

В своей вековой мудрости, сохраненной популярными изречениями поговорок и пословиц, наш народ, совершенно по-христиански, обнаруживает значительную долю скептицизма к возможности совершенства в земных делах. "Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы", говорит он, но прибавляет: "От запада до востока нет человека без порока". При том же "в дураке и царь не волен", а между тем "один дурак бросит камень, а десять умных не вытащат". Это действие человеческого несовершенства, нравственного и умственного, исключает возможность устроиться вполне хорошо, тем более что если глупый вносит много вреда, то умный, иногда, больше. "Глупый погрешает один, а умный соблазняет многих". В общей сложности приходится сознаться: "Кто Богу не грешен, царю не виноват!" Сверх того, интересы жизни сложны и противоположны: "Ни солнышку на всех не угреть, ни царю на всех не угодить", тем более что "до Бога высоко, до царя далеко".

Общественно-политическая жизнь, таким образом, не становится культом русского народа. Его идеалы - нравственно-религиозные. Религиозно-нравственная жизнь составляет лучший центр его помышлений. Он и о своей стране мечтает именно как о "Святой Руси", руководствуясь в достижении святости материнским учением Церкви. "Кому Церковь не мать, тому Бог не отец", говорит он.

Такое подчинение мира относительного (политического и общественного) миру абсолютному (религиозному) приводит русский народ к исканию политических идеалов не иначе как под покровом Божиим. Он ищет их в воле Божией, и, подобно тому как царь принимает свою власть лишь от Бога, так и народ лишь от Бога желает ее над собою получить. Такое настроение естественно приводит народ к исканию единоличного носителя власти, и притом подчиненного воле Божией, т.е. именно монарха-самодержца.

Это психологически неизбежно. Но уверенность в невозможности совершенства политических отношений приводит народ не к унижению их, а, напротив, к стремлению в возможно большей степени повысить их, посредством подчинения их абсолютному идеалу правды. Для этого нужно, чтобы политические отношения подчинялись нравственным, а для этого, в свою очередь, носителем верховной власти должен быть один человек, решитель дел по совести.

В возможность справедливо устроить общественно-политическую жизнь посредством юридических норм народ не верит. Он требует от политической жизни большего, чем способен дать закон, установленный раз навсегда, без соображения с индивидуальностью личности и случая. Это вечное чувство русского человека выразил и Пушкин, говоря: "закон - дерево", не может угодить правде, и поэтому "нужно, чтобы один человек был выше всего, выше даже закона". Народ издавна выражает то же самое воззрение на неспособность закона быть высшим выражением правды, искомой им в общественных отношениях: "Закон что дышло - куда поворотишь, туда и вышло", "Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет".

С одной стороны, "всуе законы писать, когда их не исполнять", но в то же время закон иногда без надобности стесняет: "Не всякий кнут по закону гнут", и по необходимости "нужда свой закон пишет". Если закон поставить выше всяких других соображений, то он даже вредит: "Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит". Закон, по существу, условен: "Что город, то норов, что деревня, то обычай", а между тем "под всякую песню не подпляшешься, под всякие нравы не подладишься". Такое относительное средство осуществления правды никак не может быть поставлено в качестве высшего "идеократического" элемента, не говоря уже о злоупотреблениях. А они тоже неизбежны. Иногда и "законы святы, да исполнители супостаты". Случается, что "сила закон ломит" и "кто закон пишет, тот его и ломает". Нередко виноватый может спокойно говорить: "Что мне законы, когда судьи знакомы?"

Единственное средство поставить правду высшею нормой общественной жизни состоит в том, чтобы искать ее в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только по тому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды. "Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы". "Кто сам к себе строг, того хранит и царь, и Бог". "Кто не умеет повиноваться, тот не умеет и приказать". "Кто собой не управит, тот и другого на разум не наставит". Но эта строгость подданных к самим себе хотя и дает основу действия для верховной власти, но еще не создает ее. Если верховную власть не может составить безличный закон, то не может дать ее и "многомятежное человеческое хотение". Народ повторяет: "Горе тому дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие".

Собственно говоря, правящий класс народ признает широко, но только как вспомогательное орудие правления. "Царь без слуг, как без рук" и "Царь благими воеводы смиряет мира невзгоды". Но этот правящий класс народ столь же мало идеализирует, как и безличный закон. Народ говорит: "Не держи двора близ княжева двора" и замечает: "Неволя, неволя боярский двор: походя поешь, стоя выспишься". Хотя "с боярами знаться - ума набраться", но также и "греха не обобраться". "В боярский двор ворота широки, да вон узки: закабаливает". Не проживешь без служилого человека, но все-таки: "Помутил Бог народ - покормил воевод" и "Люди ссорятся, а воеводы кормятся". Точно так же: "Дьяк у места, что кошка у теста", и народ знает, что нередко - "Быть так, как пометил дьяк". Вообще в минуту пессимизма народная философия способна задаваться нелегким вопросом: "В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки: куда уйти?"

И народ решает этот вопрос, уходя к установке верховной власти в виде единоличного нравственного начала.

В политике Царь для народа неотделим от Бога. Это вовсе не обоготворение политического начала, но подчинение его божественному. Дело в том, что "Суд царев, а правда Божия". "Никто против Бога да против царя", но это потому, что "царь от Бога пристав". "Всякая власть от Бога". Это не есть власть нравственно произвольная. Напротив: "Всякая власть Богу ответ даст". "Царь земной под Царем небесным ходит", и народная мудрость многозначительно добавляет даже: "У Царя царствующих много царей". Но, ставя Царя в такую полную зависимость от Бога, народ в царе призывает Божью волю для верховного устроения земных дел, предоставляя ему для этого всю безграничность власти.

Это не передача Государю народного самодержавия, как бывает при идее диктатуры и цесаризма, а просто отказ от собственного самодержавия в пользу Божьей воли, которая ставит царя, как представителя не народной, а Божественной власти.

Царь, таким образом, является проводником в политическую жизнь воли Божией. "Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет". "Сердце царево в руке Божией". "Чего Бог не изволит, того и царь не изволит". Но, получая власть от Бога, царь, с другой стороны, так всецело принимается народом, что совершенно неразрывно сливается с ним. Ибо, представляя перед народом в политике власть Божью, царь перед Богом представляет народ. "Народ тело, а царь голова", и это единство так неразделимо, что народ даже наказуется за грехи царя. "За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует", и в этой взаимной ответственности царь стоит даже на первом месте. "Народ согрешит - царь умолит, а царь согрешит - народ не умолит". Идея в высшей степени характеристичная. Легко понять, в какой безмерной степени велика нравственная ответственность царя при таком искреннем, всепреданном слиянии с ним народа, когда народ, безусловно ему повинуясь, согласен при этом еще отвечать за его грехи перед Богом.

Невозможно представить себе более безусловного монархического чувства, большего подчинения, большего единения. Но это не чувство раба, только подчиняющегося, а потому не ответственного. Народ, напротив, отвечает за грехи царя. Это, стало быть, перенос в политику христианского настроения, когда человек молит "да будет воля Твоя" и в то же время ни на секунду не отрешается от собственной ответственности. В царе народ выдвигает ту же молитву, то же искание воли Божией, без уклонения от ответственности, почему и желает полного нравственного единства с царем, отвечающим перед Богом.

Для нехристианина этот политический принцип трудно понятен. Для христианина - он светит и греет как солнце. Подчинившись в царе до такой безусловной степени Богу, наш народ не чувствует от этого тревоги, а, напротив, успокаивается. Его вера в действительное существование, в реальность Божией воли выше всяких сомнений, а потому, сделав со своей стороны все для подчинения себя воле Божией, он вполне уверен, что и Бог его не оставит, а, стало быть, даст наибольшую обеспеченность положения.

Вдумываясь в эту психологию, мы поймем, почему народ о своем царе говорит в таких трогательных, любящих выражениях: "Государь, батюшка, надежа, Православный Царь". В этой формуле все: и власть, и родственность, и упование, и сознание источника своего политического принципа. Единство с царем для народа не пустое слово. Он верит, что "народ думает, а царь ведает" народную думу, ибо "царево око видит далеко", "царский глаз далеко сягает" и "как весь народ воздохнет - до царя дойдет". При таком единстве ответственность за царя совершенно логична. И понятно, что она несет не страх, а надежду. Народ знает, что "благо народа в руке царевой", но помнит также, что "до милосердного царя и Господь милосерд". С таким миросозерцанием становится понятно, что "нельзя царству без царя стоять". "Без Бога свет не стоит, без Царя земля не правится". "Без царя земля вдова". Это таинственный союз, непонятный без веры, но при вере - дающий и надежду, и любовь.

Неограниченна власть царя. "Не Москва государю указ, а государь Москве". "Воля царская - закон". "Царское осуждение бессудно". Царь и для народа, как в христианском учении, недаром носит меч. Он представитель грозной силы. "Карать да миловать - Богу да Царю". "Где царь, там гроза". "До царя идти - голову нести". "Гнев царя - посол смерти". "Близ царя - близ смерти". Царь источник силы; но он же источник славы: "Близ царя - близ чести". Он же источник всего доброго: "Где царь, там и правда", "Богат Бог милостью, а государь жалостью", "Без царя народ сирота". Он светит как солнце: "При солнце тепло, при государе добро". Если иногда и "грозен царь, да милостив Бог". С такими взглядами, в твердой надежде, что "царь повелевает, а Господь на истинный путь направляет", народ стеной окружает своего "батюшку" и "надежу", "верой и правдой" служа ему. "За Богом молитва, за царем служба не пропадает", говорит он и готов идти в своей исторической страде куда угодно, повторяя: "Где ни жить, одному царю служить" - и во всех испытаниях утешая себя мыслью: "На все святая воля царская".

Эта тесная связь царя с народом, характеризующая нашу монархическую идею, выработана, собственно, не аристократической и не демократической Новгородско-казачьей Россией, но Россией земской, которая выросла вместе с самодержавием. Эта идея и стала характеристично русской, глубоко засев в народном инстинкте. Ни демократическая, ни аристократическая идея при этом не исчезли, но во все критические, решающие моменты Русской истории голос могучего инстинкта побеждал все шатания политических доктрин и возвышался до гениальной проницательности.

Замечательна память об ореоле, которым русский народ окружил "опальчивого" борца за самодержавие, опускавшего столь часто свою тяжкую руку и на массы, ему безусловно верные. На борьбу Иоанна IV с аристократией народ смотрел, как на "выведение измены", хотя, строго говоря, "изменников России" в прямом смысле Иоанн почти не имел перед собой. Но народ чуял, что у его противников была измена народной идее верховной власти, вне которой уже не представлял себе своей "Святой Руси".

Смутное время сделало, казалось, все возможное для подрыва идеи власти, которая не сумела ни предотвратить, ни усмирить смуты, а потом была омрачена позорной узурпацией бродяги самозванца и иноземной авантюристки. С расшатанностью царской власти аристократия снова подняла голову: начали брать с царей "записи". С другой стороны, демократическое начало казачьей вольницы подрывало монархическую государственность идеалом общего социального равенства, охраняемого казачьим "кругом". Но ничто не могло разлучить народ с идеей, вытекающей из его миросозерцания. Он в унижении царской власти видел свой грех и Божье наказание. Он не разочаровывался, а только плакал и молился:

Ты, Боже, Боже, Спасе милостивый,

К чему рано над нами прогневался,

Наслал нам, Боже, прелестника,

Злого расстригу, Гришку Отрепьева.

Ужели он, расстрига, на царство сел?..

Расстрига погиб, и при виде оскверненной им святыни народ вывел заключение не о какой-либо реформе, а о необходимости полного восстановления самодержавия. Главной причиной непопулярности Василия Шуйского были уступки боярству. "Запись Шуйского и целование креста в исполнении ея, - говорит Романович-Славатинский, - возмутили народ, возражавший ему, чтобы он записи не давал и креста не целовал, что того искони веков в Московском государстве не важивалось". А между тем "ограничение" состояло всего только в обязанности не казнить без суда и в признании совещательного голоса боярства. То и другое каждый царь и без записи соблюдал, но монархическое чувство народа оскорблялось не содержанием обязательств, а фактом превращения обязательности нравственной в юридическую.

Тушинско-Болотниковская приманка казачьей вольности тоже не получила торжества. Тушинцы и болотниковцы были осознаны как воры, столь же опасные, как враги иноземные, как враги всего общественного порядка. Всеобщий бунт против королевича не менее характеристичен. Кандидатура Владислава сулила водворить порядок на началах "конституционных", в которых права русской нации были широко ограждены. Он принял обязательство ограничить свою власть не только аристократическою боярскою Думою, но также Земским собором. Под контроль Земского собора он ставил свое обязательство не изменять русских законов и не налагать самовольно податей. С современной либеральной точки зрения восшествие иностранного принца на таких условиях не нарушало ни в чем интересов страны. Но Россия московская понимала иначе свои интересы. Именно кандидатура Владислава и была последней каплей, переполнившей чашу.

Поучительно вспомнить содержание прокламаций кн. Пожарского и других патриотов, возбуждавших народ к восстанию.

Прокламации призывают к восстановлению власти царя.

"Вам, господа, пожаловати, помня Бога и свою православную веру, советывать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разорение быть не безгосударными". Конституционный королевич, очевидно, ничего не говорил сердцу народа. "Сами, господа, ведаете, продолжает прокламация, как нам без государя против общих врагов, польских, и литовских, и немецких людей, и русских воров - стоять? Как нам без государя о великих государственных и земских делах с окрестными государями ссылаться? Как государству нашему впредь стоять крепко и неподвижно?"

Национально-монархическое движение стерло все замыслы ограничений самодержавия до такой степени, что теперь наши историки не могут даже с точностью восстановить, что именно успели бояре временно выхватить у Михаила. Во всяком случае, ограничительные условия были выброшены очень скоро в период непрерывного заседания земских соборов (между 1620-25). Народ смотрел на пережитое бедствие как на Божью кару, торжественно обещая царю "поисправиться" и заявляя Михаилу, что "без государя Московскому государству стояти не мочно" - "обрал" его "на всей его воле".

Это торжество самодержавия характеристично тем, что оно было произведено земской Россией в борьбе против русского аристократического начала и русского же демократического. Россия земская, т.е. именно национальная, выражающая типичные особенности национальности, - отвергла в смуте все другие основы, кроме самодержавной, и воссоздала его в том же виде, в каком рисовалось оно Иоанну Грозному и той земской России, которая свою культурно-государственную жизнь строила на православном миросозерцании.

Восстановление самодержавия, потрясенного смутой, и было всецело делом земской России.

Управительные учреждения Московской монархии слагались в тесной связи с народным социальным строем. По самому типу своему верховная власть принимала под свое покровительство всех подданных, никому принципиально не отказывала в доверии и всех готова была признать как более или менее годную служебную для своих "государевых дел" силу. Этот непосредственный голос самодержавного чувства и сделал то, что развитие царской власти не душило народного самоуправления, но ободряло и развивало его. Отсюда и вышло, что общий тип управительных учреждений Московского государства, несмотря на массу частных недостатков, происходящих от младенчески невежественного состояния собственно юридических знаний, складывался в нечто очень жизненное, в полном смысле идеальное, к сожалению, не только оставшееся неразвившимся, но впоследствии, по неблагоприятным обстоятельствам, даже захиревшее.

Общая система власти в Московском царстве сложилась в таком виде.

Надо всем государством высился "Великий Государь", Самодержец. Его компетенция в области управления была безгранична. Все, чем только жил народ, его потребности политические, нравственные, семейные, экономические, правовые - все подлежало ведению верховной власти. Не было вопроса, который считался бы не касающимся царя, и сам царь признавал, что за каждого подданного он даст ответ Богу: "аще моим несмотрением согрешают".

Царь - не только направитель всех текущих правительственных дел в виде защиты внешней безопасности, внутреннего порядка, справедливости и связанных с этим вопросов законодательных и судебных. Царь есть направитель всей исторической жизни нации. Это власть, которая печется и о развитии национальной культуры, и об отдаленнейших будущих судьбах нации.

Царская власть развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между Православием и инославием, вместе с Россией была унижена Татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла старину, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва - Третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть - это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее нации.

Отсюда, теоретически рассуждая, необходима полнейшая связь царя с нацией, как в том, что касается общего их подчинения воле Божией, так и в том, что касается самого тела нации, ее внутреннего социального строя, посредством которого толпа превращается в общественный организм.

В Русской царской власти эта связь практически была достигнута самим ее происхождением из: 1) церковной идеи и 2) родового, а затем 3) вотчинного строя. В самом процессе своего развития царская власть входила в связь и с церковным, и с социальным строем.

Во всем этом было мало сознательности. Ее негде было взять. Византийская доктрина скорее может быть названа традицией, нежели доктриной, а идея церковная лишь делала строй религиозный направителем политического, но не исследовала объективных законов социальной жизни. Теоретического сознательного строения государственной власти - не могло быть. Но было очень сильное органическое сложение страны, которое давало возможность идее верховной власти осуществиться на очень правильных социальных основах.

Царская власть, упраздняя еще со времен Андрея Боголюбского как аристократическую, так и демократическую власть в качестве верховных, являлась посредницею между ними. Она, во имя религиозных начал, поддерживала справедливость в отношениях между всеми существующими в стране силами, т.е. умеряя чрезмерные притязания каждой, каждой давала справедливое удовлетворение.

Цари-самодержцы явились охранителями прав народных. "Грозные государи Московские, Иоанн III и Иоанн IV, - писал историк И.Д. Беляев, - были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав, и особенно царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами Русского общества". Если в отношении крестьян политика Годунова нарушила царские традиции, то общественных сил - и при нем не боялись, не исключали их участия в управлении, а, наоборот, привлекали их. Так как наша монархическая власть не создавала Русского народа из ничего, а сама возникла уже из готовых социальных сил родового строя, то этими силами она, естественно, пользовалась и для задач управительных.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Для начала необходимо определиться, что мы понимаем и подразумеваем под термином «самодержавие» . В начале XIX в. М.М. Сперанский дал такое толкование этому слову. «Применительно государству, - отмечал он, - оно является синонимом слова ""суверенный"". То есть любое независимое государство есть государство самодержавное. Применительно к государю оно же означает нераздельную власть с кем-либо». На эту же черту самодержавной монархии указывает и крупнейший государствовед России Б.Н. Чичерин . В своем знаменитом «Курсе государственной науки» он отмечал, что самодержавие есть неограниченная монархия, и что «совокупность принадлежащих ей прав есть полновластие». «Всякие ее ограничения, - отмечал он, - могут быть только нравственные, а не юридические. Будучи безграничной, верховная власть находит предел в собственном сознании и в совести граждан». В своей работе «Монархическая государственность» бывший революционер-народник Л.А. Тихомиров , отмечая различие между деспотией и самодержавной монархией, подчеркивал, что «монархия деспотическая или самовластие, отличается от истинной Монархии тем, что в ней воля монарха не имеет объективного руководства. В Монархии истинной воля монарха подчинена Богу, и притом очень ясно. Она имеет своим руководством Божественное учение, нравственный идеал, ясный долг...». Строго говоря, самодержавие - это такая форма монархической власти, которая ограничена лишь религиозными и этическим нормами Православия. Ибо совесть, с точки зрения православия, есть корреляция между человеческими желаниями и устремлениями и божественными указаниями («Со-Весть»). Кстати, известный публицист русского зарубежья И.Л. Солоневич определял самодержавие, как «диктатуру совести». Строго говоря, в феномене самодержавия мы видим глубокие православные истоки. Здесь нет и следа воздействия на этот политический институт традиций, идущих от золотоордынской государственности.

Как известно, в древней Руси в силу целого ряда обстоятельств, условий и традиций монархия, как форма государственной власти, не сложилась. Говоря строго юридически, представителей династии Рюриковичей , вряд ли можно называть даже раннефеодальными монархами, как это нередко делали дореволюционные и советские исследователи. Говорить о князьях периода удельной Руси, как о монархах, также нет никаких оснований. В средневековой Руси князь был лишь верховным представителем законности, но не ее источником, а сама законность представляла собой совокупность социальных норм, архетипом которых была «старина», обычай. Власть князя, по своей природе, была не суверенной, а функциональной. Князь был лишь правителем, но не монархом. Вспомните, с какой целью призвали славяне «из-за моря» Рюрика и его дружину и заключили с ним ряд. От князя общество ожидало, что он будет «защищать вдов и сирот». Если же князь в своих действиях отступал от принятых обществом норм и обычаев, действовал «не по старине», то это вызывало законное недовольство и давало народу право не только не подчиняться, но и свергать такого «безсудного князя».

Первичные элементы самодержавной власти, как известно, возникли также в землях Северо-Восточной Руси. Первым таким правителем, который пытался поставить князей в положение «подручников» (подданных) был князь Андрей Боголюбский .

Формированию института монархии в московском княжестве благоприятствовали несколько обстоятельств и факторов. Во второй половине XV в. московский князь, с ростом экономического и военно-политического могущества, все больше и больше приобретал в глазах людей значение не только верховного правителем, но и становился персонифицированным источником власти и законности.

В этом его стремлении и обосновании нового характера власти значительная роль принадлежит церкви, которая также стремилась поднять свой авторитет и влияние. Таким образом, интересы двух властей, светской и духовной, здесь совпадали и переплетались.

При анализе развития московского государства и института самодержавия нельзя игнорировать и наличие ряда внешних факторов и обстоятельств. К середине XV в. обстановка вокруг Руси довольно быстро менялись. Это было связано с резко изменившимися условиями, произошедшими в геополитическом пространстве вокруг Руси, что оказало серьезное воздействие на процессы собирания земель вокруг Москвы и на характер становящейся московской государственности.

В 40-е гг. XV в. произошел окончательный развал Золотой Орды, а на ее месте возникли Казанское, Астраханское и Крымское ханства и другие, более мелкие улусы. Новые государственные образования не отличались миролюбием, из-за чего рубежи московского государства оказались под сильнейшей угрозой со стороны востока и юга. К этому следует добавить обострение отношений между Москвой и Литвой за лидерство в объединении всего русского пространства.

В 1453 г. под ударом турок-османов пала Византия . Это привело к резкому изменению геополитического пространства в Европе. Для Московского княжества это имело серьезные исторические последствия, наложившие неизгладимый отпечаток на развитие русской православной церкви и московской государственности. С 1448 г. Русская православная церковь стала автокефальной, т.е. независимой от Константинопольской патриархии. В 1453 г. турки-османы захватили и сам Константинополь и, таким образом, в глазах церкви Москва становилась преемницей второго Рима, а автокефальная церковь, при наличии суверенного правителя, получала еще большее значение и независимость.

Московский князь, благодаря усилиям церкви, превращался, в глазах его подданных, в посредника между богом и людьми. Отныне его власть объявлялась божественной, а сам он становился «божьим помазанником», которому Бог доверил управлять его подданными. С этого момента великий князь московский, превращался в монарха и правил не по «человеческому хотению, а по божьему повелению». Таким образом, факторы, которые обусловили становление самодержавной власти в России, были следующими:

1) возраставшее экономическое и военно-политическое могущество московских князей;

2) интересы русской православной церкви и православная идеология, имевшая глубокие традиции в русском средневековом, традиционном обществе;

3) внешние обстоятельства - превращение русской православной церкви в автокефальную, падение Константинополя, которые, несомненно, ускоряли этот процесс.

Самодержавие, как власть, поставленная от бога, принималась и основной частью населения московского государства. Она в общественном правосознании все больше олицетворялась с порядком и справедливостью. Это весьма важно подчеркнуть и отметить. Власть, если она основывается лишь на голом насилии, не может быть долговечной.

Формирование самодержавной власти было неразрывно связано с зарождением новой государственной идеологии. Стержневыми идеологемами самодержавия были:

· идея преемственности между московским государством и древней киевской Русью. Отсюда стремление Ивана III , Василия III и Ивана IV собрать все земли «отчичей и дедичей» вокруг Москвы;

· идея религиозной преемственности между Москвой и Константинополем. Падение Византии способствовало зарождению и оформлению такой важной доктрины, как «Москва - III Рим», сыгравшей важную роль в истории нашей страны в XVI-XVII вв.

Самодержавие было политическим завершением централизованной структуры русского государства, основанного на принципах службы и тягла, и венчало его. Самодержавие, выражая принцип соборности, представляя собой особую систему учреждений, способствовало концентрации ресурсов нарождавшейся нации для защиты от внешних врагов и являлось положительным условием его внутреннего развития.

Самодержавие выступало антиподом «дурной бесконечности» княжеских разборок и смут удельного времени, от которых устали все социальные слои общества. Оно уже с самого начала продемонстрировало преимущества организованной власти перед вечевым беспределом, прикрывавшим диктатуру новгородской господы, который все больше затягивал Новгород в болото политического хаоса и социального конфликта.

САМОДЕРЖАВИЕ

САМОДЕРЖАВИЕ , монархическая форма правления в России, при которой царю (с 1721 императору) принадлежали верховные права в законодательстве, управлении страной, командовании армией и флотом и т.д. С середины 16 в. в России складывалась сословно-представи-тельная монархия: царь правил вместе с Боярской думой, созывались Земские соборы . В 17 в. происходил переход к абсолютной монархии (см. АБСОЛЮТИЗМ), утвердившейся в правление Петра I (1689-1725). В ходе Революции 1905-07 с учреждением Государственной думы обозначился поворот к установлению конституционной монархии. После отречения от престола императора Николая II и великого князя Михаила Александровича в ходе Февральской революции 1917 С. прекратило своё существование.

Источник: Энциклопедия "Отечество"

монархическая форма правления в России, соответствовавшая традиционным идеалам русского народа, при которой носителю верховной власти - Царю, Императору - принадлежали верховные права в законодательстве, в верховном управлении, в высшем суде.
В своей вековой мудрости, сохраненной популярными изречениями поговорок и пословиц, наш народ, совершенно по-христиански, обнаруживает значительную долю скептицизма к возможности совершенства в земных делах. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы», говорит он, но прибавляет: «От запада до востока нет человека без порока». При том же «в дураке и царь не волен», а между тем «один дурак бросит камень, а десять умных не вытащат». Это действие человеческого несовершенства, нравственного и умственного, исключает возможность устроиться вполне хорошо, тем более что если глупый вносит много вреда, то умный, иногда, больше. «Глупый погрешает один, а умный соблазняет многих». В общей сложности приходится сознаться: «Кто Богу не грешен, царю не виноват!» Сверх того, интересы жизни сложны и противоположны: «Ни солнышку на всех не угреть, ни царю на всех не угодить», тем более что «до Бога высоко, до царя далеко».
Общественно-политическая жизнь, таким образом, не становится культом русского народа. Его идеалы - нравственно-религиозные. Религиозно-нравственная жизнь составляет лучший центр его помышлений. Он и о своей стране мечтает именно как о «Святой Руси», руководствуясь в достижении святости материнским учением Церкви. «Кому Церковь не мать, тому Бог не отец», говорит он.
Такое подчинение мира относительного (политического и общественного) миру абсолютному (религиозному) приводит русский народ к исканию политических идеалов не иначе как под покровом Божиим. Он ищет их в воле Божией, и, подобно тому как царь принимает свою власть лишь от Бога, так и народ лишь от Бога желает ее над собою получить. Такое настроение естественно приводит народ к исканию единоличного носителя власти, и притом подчиненного воле Божией, т.е. именно монарха-самодержца.
Это психологически неизбежно. Но уверенность в невозможности совершенства политических отношений приводит народ не к унижению их, а, напротив, к стремлению в возможно большей степени повысить их, посредством подчинения их абсолютному идеалу правды. Для этого нужно, чтобы политические отношения подчинялись нравственным, а для этого, в свою очередь, носителем верховной власти должен быть один человек, решитель дел по совести,
В возможность справедливо устроить общественно-политическую жизнь посредством юридических норм народ не верит. Он требует от политической жизни большего, чем способен дать закон, установленный раз навсегда, без соображения с индивидуальностью личности и случая. Это вечное чувство русского человека выразил и Пушкин, говоря: «закон - дерево», не может угодить правде, и поэтому «нужно, чтобы один человек был выше всего, выше даже закона». Народ издавна выражает то же самое воззрение на неспособность закона быть высшим выражением правды, искомой им в общественных отношениях: «Закон что дышло - куда поворотишь, туда и вышло», «Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет».
С одной стороны, «всуе законы писать, когда их не исполнять», но в то же время закон иногда без надобности стесняет: «Не всякий кнут по закону гнут», и по необходимости «нужда свой закон пишет». Если закон поставить выше всяких других соображений, то он даже вредит: «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит». Закон, по существу, условен: «Что город, то норов, что деревня, то обычай», а между тем «под всякую песню не подпляшешься, под всякие нравы не подладишься». Такое относительное средство осуществления правды никак не может быть поставлено в качестве высшего «идеократического» элемента, не говоря уже о злоупотреблениях. А они тоже неизбежны. Иногда и «законы святы, да исполнители супостаты». Случается, что «сила закон ломит» и «кто закон пишет, тот его и ломает». Нередко виноватый может спокойно говорить: «Что мне законы, когда судьи знакомы?»
Единственное средство поставить правду высшею нормой общественной жизни состоит в том, чтобы искать ее в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только по тому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы». «Кто сам к себе строг, того хранит и царь, и Бог». «Кто не умеет повиноваться, тот не умеет и приказать». «Кто собой не управит, тот и другого на разум не наставит». Но эта строгость подданных к самим себе хотя и дает основу действия для верховной власти, но еще не создает ее. Если верховную власть не может составить безличный закон, то не может дать ее и «многомятежное человеческое хотение». Народ повторяет: «Горе тому дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие».
Собственно говоря, правящий класс народ признает широко, но только как вспомогательное орудие правления. «Царь без слуг, как без рук» и «Царь благими воеводы смиряет мира невзгоды». Но этот правящий класс народ столь же мало идеализирует, как и безличный закон. Народ говорит: «Не держи двора близ княжева двора» и замечает: «Неволя, неволя боярский двор: походя поешь, стоя выспишься». Хотя «с боярами знаться - ума набраться», но также и «греха не обобраться». «В боярский двор ворота широки, да вон узки: закабаливает». Не проживешь без служилого человека, но все-таки: «Помутил Бог народ - покормил воевод» и «Люди ссорятся, а воеводы кормятся». Точно так же: «Дьяк у места, что кошка у теста», и народ знает, что нередко - «Быть так, как пометил дьяк». Вообще в минуту пессимизма народная философия способна задаваться нелегким вопросом: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки: куда уйти?»
И народ решает этот вопрос, уходя к установке верховной власти в виде единоличного нравственного начала.
В политике Царь для народа неотделим от Бога. Это вовсе не обоготворение политического начала, но подчинение его божественному. Дело в том, что «Суд царев, а правда Божия». «Никто против Бога да против царя», но это потому, что «царь от Бога пристав». «Всякая власть от Бога». Это не есть власть нравственно произвольная. Напротив: «Всякая власть Богу ответ даст». «Царь земной под Царем небесным ходит», и народная мудрость многозначительно добавляет даже: «У Царя царствующих много царей». Но, ставя Царя в такую полную зависимость от Бога, народ в царе призывает Божью волю для верховного устроения земных дел, предоставляя ему для этого всю безграничность власти.
Это не передача Государю народного самодержавия, как бывает при идее диктатуры и цесаризма, а просто отказ от собственного самодержавия в пользу Божьей воли, которая ставит царя, как представителя не народной, а Божественной власти.
Царь, таким образом, является проводником в политическую жизнь воли Божией. «Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет». «Сердце царево в руке Божией». «Чего Бог не изволит, того и царь не изволит». Но, получая власть от Бога, царь, с другой стороны, так всецело принимается народом, что совершенно неразрывно сливается с ним. Ибо, представляя перед народом в политике власть Божью, царь перед Богом представляет народ. «Народ тело, а царь голова», и это единство так неразделимо, что народ даже наказуется за грехи царя. «За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует», и в этой взаимной ответственности царь стоит даже на первом месте. «Народ согрешит - царь умолит, а царь согрешит - народ не умолит». Идея в высшей степени характеристичная. Легко понять, в какой безмерной степени велика нравственная ответственность царя при таком искреннем, всепреданном слиянии с ним народа, когда народ, безусловно ему повинуясь, согласен при этом еще отвечать за его грехи перед Богом.
Невозможно представить себе более безусловного монархического чувства, большего подчинения, большего единения. Но это не чувство раба, только подчиняющегося, а потому не ответственного. Народ, напротив, отвечает за грехи царя. Это, стало быть, перенос в политику христианского настроения, когда человек молит «да будет воля Твоя» и в то же время ни на секунду не отрешается от собственной ответственности. В царе народ выдвигает ту же молитву, то же искание воли Божией, без уклонения от ответственности, почему и желает полного нравственного единства с царем, отвечающим перед Богом.
Для нехристианина этот политический принцип трудно понятен. Для христианина - он светит и греет как солнце. Подчинившись в царе до такой безусловной степени Богу, наш народ не чувствует от этого тревоги, а, напротив, успокаивается. Его вера в действительное существование, в реальность Божией воли выше всяких сомнений, а потому, сделав со своей стороны все для подчинения себя воле Божией, он вполне уверен, что и Бог его не оставит, а, стало быть, даст наибольшую обеспеченность положения.
Вдумываясь в эту психологию, мы поймем, почему народ о своем царе говорит в таких трогательных, любящих выражениях: «Государь, батюшка, надежа, Православный Царь». В этой формуле все: и власть, и родственность, и упование, и сознание источника своего политического принципа. Единство с царем для народа не пустое слово. Он верит, что «народ думает, а царь ведает» народную думу, ибо «царево око видит далеко», «царский глаз далеко сягает» и «как весь народ воздохнет - до царя дойдет». При таком единстве ответственность за царя совершенно логична. И понятно, что она несет не страх, а надежду. Народ знает, что «благо народа в руке царевой», но помнит также, что «до милосердного царя и Господь милосерд». С таким миросозерцанием становится понятно, что «нельзя царству без царя стоять». «Без Бога свет не стоит, без Царя земля не правится». «Без царя земля вдова». Это таинственный союз, непонятный без веры, но при вере - дающий и надежду, и любовь.
Неограниченна власть царя. «Не Москва государю указ, а государь Москве». «Воля царская - закон». «Царское осуждение бессудно». Царь и для народа, как в христианском учении, недаром носит меч. Он представитель грозной силы. «Карать да миловать - Богу да Царю». «Где царь, там гроза». «До царя идти - голову нести». «Гнев царя - посол смерти». «Близ царя - близ смерти». Царь источник силы; но он же источник славы: «Близ царя - близ чести». Он же источник всего доброго: «Где царь, там и правда», «Богат Бог милостью, а государь жалостью», «Без царя народ сирота». Он светит как солнце: «При солнце тепло, при государе добро». Если иногда и «грозен царь, да милостив Бог». С такими взглядами, в твердой надежде, что «царь повелевает, а Господь на истинный путь направляет», народ стеной окружает своего «батюшку» и «надежу», «верой и правдой» служа ему. «За Богом молитва, за царем служба не пропадает», говорит он и готов идти в своей исторической страде куда угодно, повторяя: «Где ни жить, одному царю служить» - и во всех испытаниях утешая себя мыслью: «На все святая воля царская».
Эта тесная связь царя с народом, характеризующая нашу монархическую идею, выработана, собственно, не аристократической и не демократической Новгородско-казачьей Россией, но Россией земской, которая выросла вместе с самодержавием. Эта идея и стала характеристично русской, глубоко засев в народном инстинкте. Ни демократическая, ни аристократическая идея при этом не исчезли, но во все критические, решающие моменты Русской истории голос могучего инстинкта побеждал все шатания политических доктрин и возвышался до гениальной проницательности.
Замечательна память об ореоле, которым русский народ окружил «опальчивого» борца за самодержавие, опускавшего столь часто свою тяжкую руку и на массы, ему безусловно верные. На борьбу Иоанна IV с аристократией народ смотрел, как на «выведение измены», хотя, строго говоря, «изменников России» в прямом смысле Иоанн почти не имел перед собой. Но народ чуял, что у его противников была измена народной идее верховной власти, вне которой уже не представлял себе своей «Святой Руси».
Смутное время сделало, казалось, все возможное для подрыва идеи власти, которая не сумела ни предотвратить, ни усмирить смуты, а потом была омрачена позорной узурпацией бродяги самозванца и иноземной авантюристки. С расшатанностью царской власти аристократия снова подняла голову: начали брать с царей «записи». С другой стороны, демократическое начало казачьей вольницы подрывало монархическую государственность идеалом общего социального равенства, охраняемого казачьим «кругом». Но ничто не могло разлучить народ с идеей, вытекающей из его миросозерцания. Он в унижении царской власти видел свой грех и Божье наказание. Он не разочаровывался, а только плакал и молился:
Ты, Боже, Боже, Спасе милостивый,
К чему рано над нами прогневался,
Наслал нам, Боже, прелестника,
Злого расстригу, Гришку Отрепьева.
Ужели он, расстрига, на царство сел?..
Расстрига погиб, и при виде оскверненной им святыни народ вывел заключение не о какой-либо реформе, а о необходимости полного восстановления самодержавия. Главной причиной непопулярности Василия Шуйского были уступки боярству. «Запись Шуйского и целование креста в исполнении ея, - говорит Романович-Славатинский, - возмутили народ, возражавший ему, чтобы он записи не давал и креста не целовал, что того искони веков в Московском государстве не важивалось». А между тем «ограничение» состояло всего только в обязанности не казнить без суда и в признании совещательного голоса боярства. То и другое каждый царь и без записи соблюдал, но монархическое чувство народа оскорблялось не содержанием обязательств, а фактом превращения обязательности нравственной в юридическую.
Тушинско-Болотниковская приманка казачьей вольности тоже не получила торжества. Тушинцы и болотниковцы были осознаны как воры, столь же опасные, как враги иноземные, как враги всего общественного порядка. Всеобщий бунт против королевича не менее характеристичен. Кандидатура Владислава сулила водворить порядок на началах «конституционных», в которых права русской нации были широко ограждены. Он принял обязательство ограничить свою власть не только аристократическою боярскою Думою, но также Земским собором. Под контроль Земского собора он ставил свое обязательство не изменять русских законов и не налагать самовольно податей. С современной либеральной точки зрения восшествие иностранного принца на таких условиях не нарушало ни в чем интересов страны. Но Россия московская понимала иначе свои интересы. Именно кандидатура Владислава и была последней каплей, переполнившей чашу.
Поучительно вспомнить содержание прокламаций кн. Пожарского и других патриотов, возбуждавших народ к восстанию.
Прокламации призывают к восстановлению власти царя.
«Вам, господа, пожаловати, помня Бога и свою православную веру, советывать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разорение быть не безгосударными». Конституционный королевич, очевидно, ничего не говорил сердцу народа. «Сами, господа, ведаете, продолжает прокламация, как нам без государя против общих врагов, польских, и литовских, и немецких людей, и русских воров - стоять? Как нам без государя о великих государственных и земских делах с окрестными государями ссылаться? Как государству нашему впредь стоять крепко и неподвижно?»
Национально-монархическое движение стерло все замыслы ограничений самодержавия до такой степени, что теперь наши историки не могут даже с точностью восстановить, что именно успели бояре временно выхватить у Михаила. Во всяком случае, ограничительные условия были выброшены очень скоро в период непрерывного заседания земских соборов (между 1620-25). Народ смотрел на пережитое бедствие как на Божью кару, торжественно обещая царю «поисправиться» и заявляя Михаилу, что «без государя Московскому государству стояти не мочно» - «обрал» его «на всей его воле».
Это торжество самодержавия характеристично тем, что оно было произведено земской Россией в борьбе против русского аристократического начала и русского же демократического. Россия земская, т.е. именно национальная, выражающая типичные особенности национальности, - отвергла в смуте все другие основы, кроме самодержавной, и воссоздала его в том же виде, в каком рисовалось оно Иоанну Грозному и той земской России, которая свою культурно-государственную жизнь строила на православном миросозерцании.
Восстановление самодержавия, потрясенного смутой, и было всецело делом земской России.
Управительные учреждения Московской монархии слагались в тесной связи с народным социальным строем. По самому типу своему верховная власть принимала под свое покровительство всех подданных, никому принципиально не отказывала в доверии и всех готова была признать как более или менее годную служебную для своих «государевых дел» силу. Этот непосредственный голос самодержавного чувства и сделал то, что развитие царской власти не душило народного самоуправления, но ободряло и развивало его. Отсюда и вышло, что общий тип управительных учреждений Московского государства, несмотря на массу частных недостатков, происходящих от младенчески невежественного состояния собственно юридических знаний, складывался в нечто очень жизненное, в полном смысле идеальное, к сожалению, не только оставшееся неразвившимся, но впоследствии, по неблагоприятным обстоятельствам, даже захиревшее.
Общая система власти в Московском царстве сложилась в таком виде.
Надо всем государством высился «Великий Государь», Самодержец. Его компетенция в области управления была безгранична. Все, чем только жил народ, его потребности политические, нравственные, семейные, экономические, правовые - все подлежало ведению верховной власти. Не было вопроса, который считался бы не касающимся царя, и сам царь признавал, что за каждого подданного он даст ответ Богу: «аще моим несмотрением согрешают».
Царь - не только направитель всех текущих правительственных дел в виде защиты внешней безопасности, внутреннего порядка, справедливости и связанных с этим вопросов законодательных и судебных. Царь есть направитель всей исторической жизни нации. Это власть, которая печется и о развитии национальной культуры, и об отдаленнейших будущих судьбах нации.
Царская власть развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между Православием и инославием, вместе с Россией была унижена Татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла старину, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва - Третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть - это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее нации.
Отсюда, теоретически рассуждая, необходима полнейшая связь царя с нацией, как в том, что касается общего их подчинения воле Божией, так и в том, что касается самого тела нации, ее внутреннего социального строя, посредством которого толпа превращается в общественный организм.
В Русской царской власти эта связь практически была достигнута самим ее происхождением из: 1) церковной идеи и 2) родового, а затем 3) вотчинного строя. В самом процессе своего развития царская власть входила в связь и с церковным, и с социальным строем.
Во всем этом было мало сознательности. Ее негде было взять. Византийская доктрина скорее может быть названа традицией, нежели доктриной, а идея церковная лишь делала строй религиозный направителем политического, но не исследовала объективных законов социальной жизни. Теоретического сознательного строения государственной власти - не могло быть. Но было очень сильное органическое сложение страны, которое давало возможность идее верховной власти осуществиться на очень правильных социальных основах.
Царская власть, упраздняя еще со времен Андрея Боголюбского как аристократическую, так и демократическую власть в качестве верховных, являлась посредницею между ними. Она, во имя религиозных начал, поддерживала справедливость в отношениях между всеми существующими в стране силами, т.е. умеряя чрезмерные притязания каждой, каждой давала справедливое удовлетворение.
Цари-самодержцы явились охранителями прав народных. «Грозные государи Московские, Иоанн III и Иоанн IV, - писал историк И.Д. Беляев, - были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав, и особенно царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами Русского общества». Если в отношении крестьян политика Годунова нарушила царские традиции, то общественных сил - и при нем не боялись, не исключали их участия в управлении, а, наоборот, привлекали их. Так как наша монархическая власть не создавала Русского народа из ничего, а сама возникла уже из готовых социальных сил родового строя, то этими силами она, естественно, пользовалась и для задач управительных.
Для этого верховная власть не имела необходимости в теоретических соображениях, ибо социальные силы существовали фактически и с усечением их поползновений на верховенство - от них сами собой оставались элементы управительные. Таким образом, из аристократических элементов всех видов, княжеских владетельных родов, боярства и низшей дружины складывалось служилое сословие, в котором аристократия занимала важнейшие места, как в верхнем государственном управлении, боярской думе и приказах, так и в низшем. Многочисленные организации демократической власти - веча - государственные, городские и деревенские, точно так же переходили в разряд сил местного самоуправления. А все вместе - управительные силы страны являлись на помощь верховной власти в виде земских соборов.
Л.А. Тихомиров

Святые Царственные Мученики

- Сергей Владимирович, как Вы считаете, в чем причины падения монархии в России?

Крушение монархии в России в 1917 году - явление многомерное. К этому привели многие причины, среди которых можно выделить духовные, социальные, политические и экономические.

Духовные причины мне видятся в оскудении веры и благочестия в народе и прежде всего в элите общества, широком распространении обрядоверия, крайнем умалении любви и послушания царствующему монарху, десакрализации образа Помазанника Божия в сознании людей. Как всякий грех рождается из греховного помысла, так и революция совершилась прежде в людских сердцах. Однако, справедливости ради, надо признать, что далеко не все монархи оказывались на высоте своего призвания.

Необходимо отметить, что к революции 1917 года привели глубокие социальные причины. Реформы Петра I в начале XVIII века, направленные на слом патриархального уклада жизни русского народа, упразднение патриаршества, преследование старообрядцев, привели к гигантскому всплеску антимонархических настроений в народе, часть русского общества даже считала Петра антихристом. В дальнейшем эпоха дворцовых переворотов, цареубийства, фаворитизм, засилье иностранцев во власти отнюдь не способствовали укреплению монархического сознания.

В конце XVIII - начале XIX века существенная часть элиты российского общества была вовлечена в масонство, которому долгое время покровительствовал Император Александр I. В то время широкое распространение получили конституционалистские идеи, что вылилось в антимонархический заговор, вошедший в историю под названием восстания декабристов.

К середине XIX века апостасийные процессы набирали силу, сформировался образованный слой российского общества - интеллигенция, которая послужила питательной средой для культивирования идей либерализма и западничества. В среде интеллигенции возникло народничество, движимое жаждой низвержения монархического строя, было создано террористическое подполье, поставившее своей задачей физическое уничтожение Императора и осуществившее убийство Александра II, а также многих высокопоставленных царских сановников.

Россия вплоть до революции 1917 года была преимущественно аграрной страной, подавляющее большинство населения которой составляли крестьяне. Жизненно важным для них был земельный вопрос. Реформа 1861 года носила половинчатый характер, по образному выражению Некрасова, «ударила одним концом по барину, другим - по мужику», т.е. дала крестьянам волю, но не землю. В дальнейшем, не смотря на меры, предпринятые властью, удовлетворительно земельный вопрос так и не был решен.

Экономически Россия к началу 1917 года, хотя и наблюдались высокие темпы роста промышленного производства, была очень ослаблена. С целью привлечения иностранных инвестиций для промышленного рывка в конце XIX века С.Ю. Витте была проведена финансовая реформа, смысл которой заключался в привязке денежной эмиссии к золоту и введении конвертируемости рубля. Эта реформа стала причиной экспоненциального роста внешнего долга, который к марту 1917 года достиг астрономической суммы - 13 млрд. золотых рублей.

Что касается политических причин, то ведущие западные державы не желали появления на мировой арене могущественного конкурента в лице России и делали все для того, чтобы ослабить ее извне и изнутри. Мировая закулиса финансировала российское революционное движение, которое организовывало массовые безпорядки, забастовки и террор против царских чиновников. Страна была втянута в кровопролитную мировую войну, ускорившую ее крах.

Таким образом, к 1917 году почти все слои общества были настроены против самодержавия: элита, и прежде всего народившаяся буржуазия, хотела власти и возможности формировать правительство, духовенство хотело самостоятельности в управлении Церковью, крестьянство хотело земли, народ будоражили провокационные слухи об огромном влиянии Г.Е. Распутина при дворе и предательстве Императрицы.

Самодержавие пало в результате разветвленного заговора, в который была вовлечена верхушка генералитета, костяк думской оппозиции, выражавшей интересы крупной буржуазии, члены царствующего Дома. Все совершилось при молчаливой поддержке народа.

- А как Вы относитесь к мнению, что в 1917 году архиереи и священство предали Царя?

Исходя из анализа доступных нам сегодня документальных источников того времени, правомерно сделать вывод о косвенной причастности высших церковных иерархов к заговору против Императора. Достоверно известно об имевших место переговорах ряда членов Святейшего Синода с Временным Комитетом Государственной Думы еще до его свержения. Надо ли объяснять, что всякие контакты с этим самопровозглашенным органом, выполнявшим функции штаба антимонархического заговора, являлись тяжким преступлением?

О содержании достигнутых договоренностей можно судить по «Заявлению» шести членов Святейшего Синода, опубликованному 8 марта 1917 года, в котором говорилось: «Временное правительство <…> объявило нам о предоставлении Православной Российской Церкви полной свободы в Ее управлении, сохраняя за собой лишь право останавливать решения Святейшего Синода, в чем-либо несогласные с законом и нежелательные с политической точки зрения. Святейший Синод во всем пошел навстречу этим обещаниям, издал успокоительное послание к православному народу и совершил другие акты, необходимые, по мнению Правительства, для успокоения умов». Решением Святейшего Синода из чинопоследования служб были исключены молитвы за Царя и Царствующий Дом, изменен текст присяги и благословлено было молиться за «Благоверное Временное правительство», состоявшее целиком из масонов и либералов. Т.е. в обмен на свободу в управлении Святейший Синод сыграл важнейшую роль в легитимации заговорщиков в условиях неопределенности государственного строя.

Здесь надо иметь в виду сложившуюся на тот момент коллизию обстоятельств. Император был свергнут и передал верховную власть своему младшему брату Великому Князю Михаилу Александровичу, который выразил готовность принять ее лишь при условии, если на это будет воля народа. Он передал власть Временному правительству, вменив ему в обязанность подготовку скорейшего созыва Учредительного собрания, которое и должно было определить образ правления в России. Конечно, это не могла быть самодержавная монархия, на это уже никто не соглашался. Вопрос, я думаю, стоял так: будет ли это конституционная монархия или же это будет республика. Таким образом, окончательно вопрос о монархии актом непринятия власти Великим Князем Михаилом Александровичем не снимался. Однако, заменив во всех местах на богослужениях поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия, Святейший Синод фактически провозгласил Россию республикой.

Как же это могло произойти? Когда читаешь исторические документы - оторопь берет от того, с какой радостью многими архиереями и священством было воспринято свержение Императора. Отсюда можно заключить, что у значительной части духовенства подспудно сформировалось либеральное антимонархическое сознание, которое при благоприятных условиях себя проявило. В то время в обществе царила эйфория, что, вот, наконец, мы сбросили оковы ненавистного самодержавия, теперь настанет новая жизнь, по всей стране откупоривали шампанское. Эта эйфория охватила и священство, она присутствовала и в речах архиереев, и в решениях Синода.

На мой взгляд, во многом такому росту и распространению антимонархических настроений в среде священства способствовало нарушение принципа симфонии властей, выразившееся в огосударствлении Церкви, которая была превращена в Ведомство православного вероисповедания. В делах церковного управления огромную роль играл институт обер-прокуратуры, ни одно решение Синода не могло вступить в силу без одобрения Императора. Это было не по душе иерархам, и когда представилась возможность изменить существующий порядок вещей, они не преминули этим воспользоваться.
В дальнейшем никто из высших иерархов, ни Синод, ни Поместный Собор не проявили никакого интереса к судьбе свергнутого и находящегося в узах Императора и Его семьи, не ходатайствовали об облегчении их участи.

Некоторые ревностные монархисты отстаивают мнение, что созыв Поместного Собора 1917-1918 годов, восстановившего Патриаршество, произошел без воли Царя и потому это решение было небогоугодным. Как Вы относитесь к такой точке зрения?

Это очень странная точка зрения, ведь Царя на тот момент не существовало. Возможность созыва Поместного Собора для проведения реформы церковного управления широко обсуждалась с 1905 года. Император был не против этой идеи, но счел целесообразным отложить проведение Собора до более благоприятных времен. Известно, что Государь предлагал в Патриархи себя, но не нашел понимания у архиереев.

На мой взгляд, восстановление Патриаршества было единственно возможным и абсолютно правильным решением для Церкви в то время. Согласно каноническому праву, управление Церковью вверяется Первоиерарху, имя которого возносится за богослужениями в пределах соответствующей церковной юрисдикции. Церковь была лишена законного права иметь своего Предстоятеля более 200 лет, поэтому можно рассматривать избрание Поместным Собором в 1917 году Патриарха Московского и всея Руси как акт восстановления исторической справедливости.

Давайте вспомним символику нашего государственного герба - двуглавого орла, унаследованного Россией от Византии. Две равновеликие главы орла, увенчанные коронами, символизируют церковную и царскую власти, которые равны по своему достоинству, но совершают разные служения по воле Божией. Над ними - общая большая корона, символ власти от Бога. Таким образом, двуглавый орел зримо выражает идеал государственного устройства - симфонию богодарованных властей - Священства и Царства. Поэтому восстановление Патриаршества, как важнейшей духовной скрепы, в условиях безначалия было несомненным благом.

Многие православные убеждены, что нынешнее неудовлетворительное духовное и материальное состояние нашей страны обусловлено нарушением соборной клятвы 1613 года на верность роду Романовых, предательством русскими людьми Царя Николая II и попустительством его убиения. Что Вы думаете по этому поводу?

Конечно, клятва, как и присяга царствующему монарху, была нарушена, но объективности ради, надо отметить, что в истории она нарушалась неоднократно. Известно, что после 1613 года было несколько цареубийств, но ни одно из них, по милости Божией, не привело к таким катастрофическим последствиям, как убиение Царской Семьи.

Говоря о Соборной клятве 1613 года, необходимо отметить одну важную деталь. С начала 1990-х годов в монархической среде получил широкое распространение сокращенный апокрифический вариант клятвы с подложной вставкой, содержащей проклятие и отлучение от Святой Троицы всех нарушивших соборный обет. Свою вину в запуске в оборот этого апокрифа признал в своем выступлении на Четвертом Предсоборном Совещании в Москве в октябре 2012 года известный историк, разрабатывающий царскую тему, - Леонид Евгеньевич Болотин. Желающим ознакомиться с подлинным текстом Соборной Клятвы рекомендую обратиться к «Утвержденной Грамоте об избрании на Московское Государство Михаила Федоровича Романова, с предисловием С.А. Белокурова».

- А корректно ли, на Ваш взгляд, говорить о нарушении клятвы всем народом?

Да, на мой взгляд, корректно. Ведь подавляющее большинство народа отвергло Самодержавную Монархию - власть от Бога - и возжелало иной формы правления, потакающей человеческим страстям. Никто не воспротивился свержению Императора, никто не заступился за находящуюся в узах Царскую Семью, не было предпринято ни одной серьезной попытки их освобождения, и с молчаливого согласия большинства они были отданы на заклание.

Что Вы думаете о необходимости покаяния в связи с царской темой? Разделяете ли Вы мнение о том, что сегодня в России необходимо проведение Чина всенародного покаяния, подобного состоявшемуся в Смутное время? Как Вы относитесь к современным попыткам проведения такого Чина, в частности, собраниям верующих в подмосковном селе Тайнинском?

Покаяние нам, безусловно, необходимо. Вопрос в том, как каяться и в чем. Покаяние - это Таинство, которое предполагает личное участие человека, поэтому невозможно покаяться за грехи наших предков, в том числе и против Царской власти, можно только молиться Господу об их помиловании и прощении. Мы можем покаяться только за себя, например, в том, что верили коммунистической пропаганде о «Николае Кровавом», что были октябрятами, пионерами, состояли в комсомоле и в партии, что обожествляли цареубийц и величайших преступников, таких как Ленин.

Церковь прославила Царскую Семью в лике святых страстотерпцев - это тоже акт покаяния. Теперь мы можем молиться им о восстановлении Православного Царства.

Приближаются 2017 и 2018 годы - столетия свержения Императора Николая II и ритуального убиения Царской Семьи. Огромным событием в духовной жизни мог бы стать Чин покаяния в грехах против Царской власти по образцу 1607 года, совершенный Патриархом с сонмом архиереев и священства в присутствии представителей всех епархий и при стечении множества народа, например, на Поклонной горе. Это был бы воистину великий духовный акт очищения от скверны богоборчества и цареборчества советского времени.

Что касается того, что происходит в Тайнинском, то там с самого начала использовался антиканоничный чин, в котором делался упор на покаяние в грехах предков. Там содержатся совершенно безумные вещи, предлагается каяться не только за своих почивших сродников, но даже и за богоборцев, за масонов. К тому же там уже несколько лет верховодят раскольники. Я полностью согласен с покойным Патриархом Алексием II, который незадолго до своей кончины дал оценку происходящему в Тайнинском, назвав это действо антицерковным.

Как Вы относитесь к идее восстановления Самодержавной Монархии в России? Какие условия, по Вашему мнению, для этого необходимы?

Отношусь как к единственной надежде на спасение России. Надо молиться, чтобы Господь даровал нам Царя, но для этого, конечно, необходимо укрепление веры в народе и возрождение монархического сознания. Как это может произойти? Видимо, только через большие скорби. Пока, к сожалению, трудно об этом говорить. Если даже представить себе, что сейчас появится Царь, то на кого он будет опираться и как вообще он будет править? Ведь основа монархического правления - это признание людьми священной власти Императора, данной от Бога, добровольное подчинение ему как Помазаннику Божию.

Верю, что в конце концов мы придем к восстановлению самодержавной монархии, об этом есть пророчества Святых Отцов. В свое время мне очень легло на сердце пророчество, переданное от духоносных старцев архиепископом Феофаном Полтавским, духовником Царской Семьи, что будущий Царь предызбран Богом и это будет человек пламенной веры, гениального ума и железной воли, происходить он будет из рода Романовых по женской линии. Все в руках Божиих, и дай Бог, чтобы это пророчество исполнилось!